Ящер [Anonimus Rex] - Страница 17

Через несколько минут я прихожу в себя; коленки у меня подгибаются, руки дрожат. Все же я как-то умудряюсь удержаться на ногах да еще задернуть занавеску. Теперь за нею всего лишь неподвижная блеклая тень, которая может быть, а может и не быть изуродованным коматозным телом Донована Берка. И хотя я бесконечно счастлив оттого, что перед глазами у меня снова чистая белая кисея, все же ловлю себя на извращенном желании разодрать ее и вновь погрузиться в созерцание — как будто впитывая взглядом результаты столь ужасной катастрофы, я смогу отвести ее от себя самого. Однако настойчивый вой Суареса обрывает мои фантазии.

— Шоколад!

— Говорит… говорит он когда-нибудь? — спрашиваю я.

— А, да, бывает — говорит, — отзывается Компи. — Очень громко. Громко-прегромко.

Выходит, это не кома. Я решаю не посвящать Суареса в медицинские тонкости.

— Бывает, что говорит… что именно он говорит? — меньше всего мне хочется в результате этой авантюры начать говорить, как Компи.

— Ну… это… имена зовет. Он зовет: «Джудит, Джудит» и стонет потом. Очень громко.

— Джудит?

— А еще он зовет Джей Си!

— Джей Си? Инициалы?

— Джудит, Джудит! — хохочет Суарес, брызгая слюной на простыни. — Джей Си! Джудит!

Я провожу рукой по волосам — жест, который подхватил еще мальчишкой, когда учился вести себя, как подобает настоящему человеку. Сей невербальный сигнал предназначен выражать отчаяние или что-то в этом роде, как мне объясняли тогда, и впоследствии я так и не смог от него отделаться.

— Что еще он говорит? Продолжай.

— Маму, бывает, зовет, — будто величайшую из тайн выдавливает из себя Суарес, — а другой раз как заладит: «Джудит! Джудит!»

Теперь, полагаю, самое время все это записать. Я начинаю страницу словами «зовет Джудит» — хотя бы потому, что Компи никак не может заткнуться и продолжает выкрикивать это имя. Вторая запись — «Джей Си», «мама» — третья. Прости, мама.

— К нему еще кто-нибудь приходил?

— Ко мне приходили! — взвизгивает Суарес и приступает к демонстрации целой кучи фотографий девять на двенадцать, валяющихся на его тумбочке. Среди них и вполне оправданные изображения других Компи, маленьких жилистых созданий, явно состоящих в родстве с мистером Фелипе Суаресом, но есть и другие, чуть более подозрительные — моментальные снимки привлекательных Стегозавров и Бронтов — скорей всего, окантованные фотографии моделей, извлеченные из рамок.

— Просто очаровательно, — причмокиваю я. — Очень мило. — Я закрываю глаза и… да, так и есть, новый приступ мигрени захлестывает мозги. Я глубоко вздыхаю и медленно говорю: — Я хочу знать… были ли у него… у мистера Берка… Раптора, лежащего в той кровати… какие-нибудь посетители.

— Э-э… — часто-часто моргает Суарес. — Э-э-э…

— Ты понял?

— Э-э-э… Да. Да.

— Да, у него были посетители, или да, ты понял?

— Да — посетители. Один. Один посетитель.

Наконец-то.

— Это был родственник? Приятель?

Суарес склоняет голову набок, словно пес, ожидающий, когда же ты наконец кинешь эту чертову палку, и клюв его изгибается в ухмылке.

— Кто это был? Ты слышал имя?

— Джудит! — вопит он и взрывается хохотом. — Джудит, Джудит, Джудит!

Я шарахаюсь от Суареса, в ушах звенит. С Компи всегда так — чертову уйму времени тратишь, пытаясь добиться ответа, а в результате остаешься ни с чем. Подумываю, не попросить ли порыться в записях о посетителях Берка мою новую подружку-медсестру — ее зовут Рита, и она Аллозавр, не хухры-мухры! Уверен, для меня она сделает это, несмотря на весьма спорную законность такого поступка, однако не хочется навлекать на нее неприятности. Во всяком случае, пока, в мое отсутствие и на трезвую голову.

Однако, проходя мимо, я слегка ей киваю, мол, увидимся позже, а она в ответ подмигивает.

— Возможно, вам следует удалить шоколад из диеты мистера Суареса, — советую я, выпуская остатки злости на Компи, нарушившего своей бестолковостью присущую мне нерасположенность к причинению страданий немощным и убогим. — Он явно превысил норму. — И я, пятясь, захожу в лифт.

Рита прикусывает нижнюю губу — ах господи, она это умеет, я просто схожу с ума, глядя на эту куколку, — и говорит:

— Это предписание врача?

— Более того, — отзываюсь я. — Это предписание Винсента.

Двери сходятся, и я поздравляю себя с тем, какая же я ловкая рептилия.

Снова оказавшись в конторе, я нахожу себе отличную работенку: крою по телефону Дана, почему не сообщил мне, в каком прискорбном состоянии находится Берк, на которого я весь день угробил; однако мысли мои далеко. Вопреки моим смутным подозрениям, пожар в «Эволюция-клубе», как бы трагичен он ни был, имеет все признаки несчастного случая, так что я вполне готов составить отчет, получить у Тейтельбаума свою тысячу баксов и наконец завалиться спать.

— Если тебе от этого легче станет, — говорит Дан, — я получил кое-какие сведения о парне. Просто записи полистал. Могу сбросить на факс.

— Что-нибудь интересное?

— Дата рождения, послужной список и так далее. Нет, ничего интересного.

— Все-таки пришли, — говорю я. — Осчастливлю клиента.

За те две минуты, что уйдут на изучение факса, Тейтельбаум сможет приписать к счету страховой компании лишние десять минут: дневной тариф отталкивается от среднестатистических норм, и гонорар взлетает до небес.

Вскоре из факса вылезают шесть из восемнадцати оставшихся у меня листов бумаги. За неплатежи изъяли большую часть моей мебели, в том числе столы, шкафы, жалюзи, но одна телефонная линия и факсовый аппарат у меня все же остались, напоминая о тех днях, когда я за все платил звонкой монетой.