— Воистину, вы оказали мне великую честь, — виляю я хвостом. — Великую честь. Величайшую.
— Умоляю вас, какие пустяки, да.
— Нет, на самом деле, незабываемое впечатление. Теперь я понимаю куда больше, чем прежде. — Я вытаскиваю блокнот и принимаюсь энергично трясти им. Вряд ли ему известно, что там нет ничего, кроме нескольких записей о пожаре в «Эволюция-клубе», слов «Джудит», «Джей Си» и «мама», а также пары полустертых эротических набросков, моделью для которых послужила стюардесса в самолете, на котором я прилетел в Нью-Йорк.
Мы прощаемся, и я устремляюсь к выходу. Но не успеваю пройти и трех ступенек, что ведут в вестибюль, как слышу за спиной трусцу доктора — звук такой же противный, как, должно быть, и зрелище — и чувствую руку, бесцеремонно опустившуюся мне на плечо.
— Что стало с вашим другом? — задает он вопрос, и я сначала никак не могу сообразить, о ком это он.
— С тем, на которого напали?
— Да, что с ним случилось?
— Насколько я знаю, он посещает врача.
— Ах. Да, да… — Мы стоим в коридоре и оба молчим. Он решается еще на что-то, но я ничего говорить не собираюсь, пока он сам не начнет. Затем, основательно прочистив горло, он задает вопрос, ответ на который его интересует на самом деле:
— А… существо? Помесь дина?
— Да?… — Я понимаю, чего он добивается.
— Что… что с ним стало?
Я мог бы соврать, рассказав, что оно скрылось в ночи, истекая кровью, но все же жизнеспособное, или заявить, будто вовсе ничегошеньки об этом не знаю, но мне так дьявольски любопытно увидеть наконец истинное чувство на физиономии доктора Валлардо, что я не могу удержаться и говорю ему правду:
— Вам следовало бы поинтересоваться у команды чистильщиков. Как правило, со скелетами имеют дело именно они.
Уверяю вас, это бы вышел тот еще кадр для семейного альбома.
Близится час пик, когда я покидаю Медицинский центр Кука, и таксомоторы проносятся мимо, не обращая никакого внимания на мою протянутую руку. Черт побери, все остальные в этом городе тоже ходят пешком, а поскольку я чувствую, что брюшко у меня растет, то решаю и сам немного прогуляться. У медсестры в вестибюле я выясняю направление и выхожу на дорогу. Возвращение в «Плазу» таким способом займет немного больше времени, разумеется, но, может, я смогу обдумать это дело, повертеть его в голове, посмотреть, нет ли каких-нибудь несоответствий. По меньшей мере, сэкономлю пятерку на такси.
Я как раз вернулся к началу начал, готовый мысленно прокрутить сцену в «Эволюция-клубе» на «Бетамаксе» моего мозга, когда рядом со мной тормозит роскошный лимузин. Я ни о чем таком не задумываюсь, кроме бесспорного факта, что этот «линкольн» тащится за мной со скоростью пять миль в час. Так он далеко не уедет.
Нет никакой возможности как следует разглядеть шофера: окна затемнены до черноты, лежащей далеко за пределами закона и хорошего вкуса. По этому поводу у меня возникают неприятные чувства, правда, неприятные чувства возникают у меня по любому поводу. Может, машина просто сломалась. Может, он там заблудился. Может, шофер хочет узнать дорогу и решил, что я местный, раз тут прогуливаюсь. Может, я просто параноик.
Нет. Мгновение спустя по бокам у меня встают два дина, облаченные в лучшие свои воскресные личины. Размерами ни тот, ни другой меня не превосходят, однако не очень-то вежливая манера, с которой они подхватывают меня под локотки, недвусмысленно сообщает, что, похоже, придется их выслушать.
— Вы хотели поймать машину? — спрашивает тот, что слева, воняющий парфюмерией «Олд Спайс» и протухшим гелием. Что-то знакомое.
— Благодарю за предложение, но я как раз решил прогуляться.
Я пытаюсь поймать взгляды других пешеходов, дабы воззвать к ним, предупредить о нависшей надо мной опасности. Но хотя мы со всех сторон окружены сознательными гражданами Нью-Йорка, ни один из них в лицо мне не заглядывает; все носы опущены долу, у каждого коробка передач переключена на максимальную скорость.
— Думаю, мы с удовольствием прокатимся, — слова исходят от того дина, что справа: он побольше своего партнера, но запах от него — капелька детской микстуры от кашля, не более того. Ничего угрожающего, что-то фруктовое.
Я снова бросаю взгляд на лимузин, на его темные стекла, блестящие колпаки, новехонький лак — устрашающе черный, оттенок 008, — и подтверждаю свое твердое решение идти пешком. Разве что чуточку побыстрее…
Все так же не отставая от меня ни на шаг, «Олд Спайс» кладет руку мне на плечо. Вполне дружеский жест, если смотреть со стороны: теплое объятие старого приятеля и прекрасное настроение. Но рука эта вовсе не ласкова — он оттянул латексный кончик пальца своей фальшивой кисти, и я ощущаю вонзившийся в мою нежную шею коготь. Так вот почему мне так знаком этот запах — дезодорант и жвачка, — это головорезы из парка, те, что убили Наделя.
— Часто катаетесь на велосипеде? — интересуюсь.
— Еще раз прошу тебя по-хорошему, — бормочет убийца прямо мне в ухо, — а затем просто прикончу. Давай в машину.
Ладно, ладно, лезу в машину. Правило Эрни номер пять: мертвые сыщики не способны вести расследование.
Какое-то время мы едем в абсолютном безмолвии. Шофер, которого мне толком не разглядеть, так как автомобиль разделяет полупрозрачная перегородка, радио включать не намерен. Хоть музыкой могли бы меня позабавить. По обе стороны устроились головорезы, что затолкали меня в автомобиль, и хотя заднее сиденье весьма просторно, я плотно зажат между их плечами.