Ящер [Anonimus Rex] - Страница 51

Гарри слегка подтолкнул меня футбольным пинком по заднице:

— Иди, давай.

— Туда?

— Ну, куда же еще?

— Не могу ли я снять с носа прищепку?

— Нет.

Тяжело дыша ртом, я направляюсь к хижине, причем замечаю, что ни Гарри, ни Энглберт за мной не идут. Я уже в добрых тридцати ярдах от них и, теоретически, могу попытаться улизнуть — рвануть через поляну, словно газель, а потом исступленно ползти через подлесок. Позвонить в полицию, предупредить о грозящей опасности, а потом выбрать ток-шоу и рассказывать там свою историю.

К сожалению, в то время как я представляю себя рассерженным барсуком, забивающимся в нору, скорость моя более соответствует скорости упитанной таксы, нежели газели. Даже если я смогу убежать от этой пары олухов, вполне вероятно, что они носят с собой оружие дальнего действия, способное уложить меня в один миг и вне всякой зависимости от моих копательных способностей. Короче, я решаю войти в хижину.

Вот повезло, внутри никакого освещения. Между инкубатором Валлардо и блумингдейловским пакетом мой зрительный диапазон сменялся от яркого к темному и от еще более яркого к еще более темному, так что гляделкам стоило немалых усилий сохранить себя в целости и сохранности. На мгновение я задерживаюсь в дверях, впуская внутрь наружный свет, но тут женский голос — низкий, настойчивый — произносит:

— Закройте дверь.

Я повинуюсь и снова оказываюсь во тьме.

— Ваши глаза приспособятся, — слышу я голос. — А до того хочу вам кое-что сообщить. Прошу молчать, пока я не закончу. Понятно?

Я на лету схватываю, когда слышу каверзные вопросы, а потому варежку не разеваю.

— Очень хорошо, — говорит она. — В конце концов, это не так сложно.

Я начинаю различать тени: печку, стул, возможно, очаг и посреди всего этого высокую гибкую фигуру.

— Итак, мне известно, что вы здесь по делу, — сообщает тень, и я различаю массивный хвост, медленно покачивающийся среди прочих силуэтов. — И я способна отнестись к этому с уважением. Все мы делаем свою работу, причем стараемся выполнять ее в полную силу. Было бы нерадением и пренебрежением своим долгом, если бы вы не уделяли работе максимум внимания.

Теперь можно различить шею, долгий грациозный лебединый изгиб; руки, маленькие, но соразмерные; миндалевидные глаза, высоко поднятые над щеками цвета спелой сливы.

— Мне известно и то, что вы прибыли из Лос-Анджелеса, — продолжает она, — и, хотя, наверное, полагаете, что привыкли к жизни в мегаполисе и знаете, как вести себя в большом городе, зарубите себе на носу, что Лос-Анджелес — это детский манеж по сравнению с Большим Яблоком. То, что допустимо у материнской груди, недопустимо в яслях. Я вытащила вас сюда не ради себя, а для вашего же блага. На самом деле, я уже дважды спасла вам жизнь. Можете мне не верить, но это правда.

Колеофизис, вне всякого сомнения, и при этом красавица. Каждый из шести пальцев на ногах идеальной длины и пропорций, и перепонки между ними без единого изъяна. А ее хвост — о! этот хвост! — в два раза толще моего и в сорок раз милее. Единственное мое желание — избавиться, наконец, от чертовой прищепки, чтобы вдохнуть полной грудью ее аромат.

— Было бы неправдой сказать, что я не… понимаю, чем вы занимаетесь. Но если вы продолжите все эти расспросы, это расследование… мои возможности защищать вас вовсе не безграничны. Вам ясно?

— Мне ясно, что вы имеете в виду, хотя я вовсе не обязан со всем соглашаться. — Мои глаза наконец приходят в норму.

— Этого я и не ожидала.

— А еще мне не ясно, зачем вы притащили меня в хижину в Джерси. Могли бы послать телеграмму.

— Все это вас не касается, — отвечает Колеофизис. — Однако в отличие от всех остальных, я не верю, что вы можете пострадать.

— Кроме стычки с Гарри и Энглбертом, мне вообще ничего не угрожало. Знаете, что ваш головорез грозил разодрать мне горло?

— Они сообщили вам свои имена? — поджимает она губы, явно недовольная.

Я пожимаю плечами:

— Энглберт. Такое не придумаешь.

— Расскажите мне кое-что, — говорит она придвигаясь, так что меня обжигает ее дыхание. — Почему вам непременно нужно встревать во все неприятности?

— Я встреваю? По-моему, это они встревают в мою жизнь.

Пауза. Поцеловать она меня хочет или плюнуть? Ни то ни другое — Колеофизис отстраняется.

— Вы посетили доктора Валлардо, так?

— Если учесть, что ваши головорезы схватили меня у медицинского центра, вам это и без меня известно. — Не спрашивая разрешения — хватит с меня разрешений, — я начинаю приседать, вверх-вниз, вверх-вниз, стараясь оживить онемевшие ноги. Колео не обращает на мою разминку ни малейшего внимания.

— Это не мои головорезы. — И дальше, чуть помедлив: — Доктор Валлардо — человек извращенный, Винсент. Выдающийся, но извращенный. Лучше бы вы оставили его наедине с опытами по ублюдочиванью природы.

— Похоже, вы их не одобряете.

— Я знаю, чем он занимается. Из первых рук. — Она садится на стул. — Еще вы докучали Джудит Макбрайд.

Откуда она все знает? Неужели за мной следили с того момента, как я вылез из самолета? Мучительно сознавать, что я был настолько сбит с толку этим городом, что и намека на хвост не обнаружил, несмотря на всю мою манию преследования. Привычка озираться всякий раз, когда я иду по городу, въелась мне в плоть и кровь, так же как смотреть то и дело в зеркало заднего обзора в машине. Проклятье, обычно я проверяюсь насчет хвостов даже в душе.

— Я не докучал. Я задал пару вопросов.

Тяжелый взгляд, и она кивает на стул: