Надеюсь, что быстрый осмотр лимузина поможет уяснить, кто велел прикончить меня. Но багажник пуст, бардачок тоже, если не считать обычных документов на машину. Даже техпаспорт не помогает: владельцем числится некий Сэм Донавано — имя совершенно незнакомое. Поспешно обыскав мертвого водителя, я обнаруживаю бумажник и стопку документов — вполне достаточно, это и есть мистер Донавано.
Мое собственное облачение, хоть и разодрано, но явно подлежит восстановлению, и если мне удастся очистить его от всяческих телесных выделений, то я вполне смогу добраться до города. Я в состоянии перетянуть самые кровоточащие раны жгутами из рубашки Гарри, и какая же радость, что на этот раз мне не нужно переводить на перевязочный материал собственную одежду. Потребуется время, чтобы поймать машину до города, — даже если бы я слегка не кровоточил, остается хромота, так что я волочу свое бедное измученное тело, словно законченный бродяга, — а солнце уже готовится нырнуть за горизонт. Впрочем, темнота лишь поможет мне скрыть повреждения, а это как раз то, что требуется сейчас больше всего. Я сажусь под дуб и стараюсь не вырубиться.
План мой прост: дожидаюсь сумерек, а потом возвращаюсь в город и относительную безопасность моего гостиничного номера. Там я разоблачусь, погружусь в восхитительное облако постели и завершу этот день, отключившись в третий и последний раз.
Это в том случае, если больше никто не попытается меня убить.
Нет покоя нечестивцам. Не успеваю я вернуться в номер, стянуть облачение, принять столь необходимый мне душ, зашить кучу зияющих прорех в своей псевдоплоти, вновь натянуть человечью шкуру и начать переодеваться ко сну, как слышится стук в дверь. Я ковыляю пингвиньей походкой, на ходу натягивая штаны, и смотрю в глазок. Не может быть лишних предосторожностей с народом, что желает меня убить.
Это портье, славный парень по имени Альфонс, с которым я имел счастье познакомиться, покидая сегодня утром отель. Я открываю дверь.
— Добрый вечер, мистер Рубио, — слегка кланяется он. — Извините за беспокойство.
— Никакого беспокойства. — Я медлю. — Разве что вы хотите оповестить меня о чем-нибудь в этом роде.
— О нет, сэр. Для вас послание.
Я бросаю взгляд на телефон: индикатор сообщений не светится. Альфонс, должно быть, понял мое недоумение, так как продолжает:
— Я предпочел вручить вам его собственноручно, мистер Рубио, ибо таково было пожелание дамы, доставившей его мне.
Дамы? Альфонс кладет маленький розовый конверт на мою протянутую ладонь и получает взамен пять долларов. Довольный портье благодарит, желает мне доброго вечера и удаляется. Я закрываю дверь и сажусь на кровать.
Конверт источает насыщенный аромат духов, подсказывающий мне, что отправительница принадлежит к человечьему племени. Сара.
«Дорогой мистер Рубио, — читаю я, — буду Вам очень признательна, если Вы согласитесь сопровождать меня сегодня вечером в театр и после представления поужинать где-нибудь вместе. В Хэллоуин меня всегда освобождают от работы, и вместо того чтобы навешивать на себя карнавальные тряпки, я бы предпочла провести вечер со столь интересным, каким Вы кажетесь, собеседником. Если Вы сможете составить мне компанию, пожалуйста, подъезжайте к театру «Принц Эдуард» не позже половины восьмого. Надеюсь на встречу. Искренне ваша, Сара Арчер».
Не в моих правилах отвергать приглашение дамы на ужин, особенно когда она еще и подозреваемая. Но Сара Арчер… она интересна — даже интригующа — и на определенный манер привлекает меня, пусть и против воли, хотя меня просто корчит от остальных представителей ее рода. Однако с тех пор, как я в Нью-Йорке, о логике нужно забыть, и хотя ловить мне приходится в мутной воде, предпочитаю полагаться на интуицию.
Внизу Альфонс дает мне инструкции, как добраться до театра «Принц Эдуард», которые — вот сюрприз! — заключаются в том, что он заказывает такси. Я облачен в свой единственный здесь костюм, ладно скроенную пару в серую и черную полоску, пусть не с Родео-драйв, однако, как мне кажется, отлично сидящую. Я протягиваю Альфонсу очередную пятерку, он захлопывает дверцу, такси срывается с места и несется к самому сердцу театрального района. У меня совершенно не оставалось времени заправиться базиликом, но несмотря на абсолютную трезвость, нехватка травы не ввергает меня в панику, как раньше. Уверен, что перехвачу где-нибудь… когда-нибудь.
— «Принц Эдуард»? — спрашивает водитель. Чистый нью-йоркский выговор, ни малейшего следа иностранного акцента.
Я объясняю:
— Встречаюсь там кое с кем.
— Смотреть то представление?
— То представление? Спектакль в «Принце Эдуарде», да.
— Чертовски запутанное представление, — взад-вперед качает головой водитель. — Так мне и говорили: чертовски запутанное представление.
Я прибываю к театру «Принц Эдуард» целым и невредимым, причем на десять минут опережая график, так что успеваю досконально изучить толпу. Удивляет количество динов — по моей оценке, не меньше половины публики, что значительно выше средних по стране 10–12 процентов. Странно: то ли статистика врет, то ли спектакль поставил один из наших.
Я жду на краю тротуара, будто робкий подросток, пришедший на первое свидание, с каждой минутой все больше тревожась, а Сара не появляется. Обманула? Все уже заходят внутрь, не сомневаюсь, что представление вот-вот начнется.
Я озираюсь по сторонам, выглядываю в темноте такси, лимузин, какой-нибудь признак Сары. Ничего.