Ящер [Anonimus Rex] - Страница 60

— Сидите здесь, — говорю я, переводя юбку на более скромную позицию. — Никуда не уходите.

Сара крепко хватает меня за руку:

— Не уходи. Все уходят.

— Мне нужно поймать такси.

— Не уходи, — повторяет она.

Раскорячившись на остановке — одна нога на скамье, вторая на мостовой, с запястьем, все так же стиснутым Сарой, я размахиваю свободной рукой, словно флажком бедствия, в надежде, что вдруг из темноты выплывет такси и спасет нас. Сара начинает петь какую-то тарабарщину из слов, обрывков слов и бессмысленных звуков; песня ее несется в ночь вдоль по суетной улице. Насыщенное тренированное контральто мощно пробивается сквозь хмель, и я поражаюсь чистоте мелодии при такой невнятице текста.

Через пять минут мы по-прежнему без такси, и песня Сары постепенно сходит на нет. Она освобождает мое запястье и погружается в молчание. Уносится куда-то и шум городского транспорта, весь мир отступает, оставив единственный фонарь, освещающий скамью на автобусной остановке, роскошную женщину и Велосираптора, ее охраняющего.

— Ваш голос… — шепчу я. — Это что-то невероятное.

Вместо ответа она поднимает глаза — настоящий подвиг, если учесть, как должна кружиться у нее голова, — и судорожно улыбается. Свет фонаря превращает слезы на ее глазах в капельки золота, и единственное, чего я хочу, это осушить их поцелуями. Я опускаюсь на колени, мои губы приближаются к ее глазам, к ее щекам, и внезапно я ощущаю соленую влагу, я ощущаю ее боль, я не могу остановиться, я уже не владею собой, скольжу ртом по ее коже, впитываю слезы, сначала медленно, потом все быстрее устремляюсь к ее губам. Страсть испепеляет нас, из груди вырываются приглушенные стоны, языки извиваются. Мы застываем в долгом поцелуе, поглощающем меня целиком и лишающим остатков разума…

Останавливается и гудит такси.

— Собираетесь ехать? Эй вы, пташечки! Вы же только что махали рукой, так что, едем?

Наверное, я должен убить этого водителя. Мы с Сарой шарахаемся друг от друга, и звезды постепенно уходят из моих глаз. Глаза у Сары все еще закрыты, хотя я подозреваю, здесь более виной сонливость, нежели продолжающееся наслаждение.

— Я не собираюсь ждать всю ночь, — сообщает таксист.

— Одну секунду! — кричу я в ответ.

— Совсем необязательно так орать!

Сара слишком не в себе, чтобы помочь мне, когда я стаскиваю ее со скамьи и взваливаю на плечо, будто неандерталец, несущий через болото свою преданную жену. А я уже чувствую отвращение от содеянного. Мой рот и человеческий рот… так и заразиться недолго.

— Есть куда руки приложить, — причмокивает шофер, когда я опускаю Сару на заднее сиденье. — Знойная штучка.

Я решаю не удостаивать ответа столь грубое замечание и ввинчиваюсь рядом с Сарой, которая выбрала этот момент для того, чтобы вырубиться окончательно. Не к добру — я не знаю адреса моей прекрасной леди. Нежные похлопывания по щекам никакого толку не приносят, равно как и грубые потряхивания за плечи.

Как только я захлопываю дверцу, меня с головой накрывает запах — мягкая кожа и собачьи консервы, запах дина, если я вообще в чем-то разбираюсь. Одновременно поворачивается водитель, учуявший исходящий от меня аромат с сигарным привкусом «Робусто»:

— Привет! Всегда рад дину в моем такси. Добро пожаловать на борт, — протягивает он мясистую лапу.

— Тш-ш-ш-ш! — киваю я в сторону Сары. Вообще-то нет повода для беспокойства — ее сознание далеко отсюда, — однако никогда нельзя быть слишком уверенным, когда дело касается человекообразных.

— Ты хочешь сказать, что она… То-то я не чую…

— Да. Да.

Таксист поднимает бровь и косит на меня похотливым взором, будто говоря: «Вижу, что у тебя на уме, хитрец». Мгновение спустя он подтверждает мои самые худшие подозрения:

— Ладно, ладно. Раз уж ты задумал такое, так валяй до конца, вот что я тебе скажу.

— Тут вовсе не то. Мы просто друзья.

— Там на скамейке это выглядело совсем иначе.

— Нет, мы действительно…

— Насчет меня не беспокойся, приятель, от меня слова никто не услышит. Эти гребаные ублюдки из Совета думают, что могут распоряжаться нами, как им заблагорассудится. Да я из них из всех только одного могу выбрать, и они там вечно моим парнем помыкают. — Этот слабоумный считает, что Совет действительно вершит дела на своих бесконечных, неделями длящихся заседаниях. Должно быть, Компи.

— Нет, — говорю я, пожалуй, более себе самому, чем шоферу, — не будет тут никакого продолжения.

Он перегибается через спинку, чуть не уткнувшись головой в мои колени, и переходит на шепот:

— Я знаю целую кучу парней вроде тебя и, говорю тебе, сам бы хотел набраться смелости. Смотришь, как эти девки прохаживаются, и самому охота попробовать, верно? Эй, да я большую часть жизни провожу в этом обличье, так ведь охота попробовать, каковы они, настоящие, понимаешь меня? Но, видать, воспитывали меня слишком строго. Не могу, понимаешь, себя переломить.

Он намекает, что мои моральные устои не на столь высоком уровне. Я раздумываю, не врезать ли ему, а потом вытащить Сару из машины и донести на него в Совет за второстепенные нарушения, которые я запросто смогу состряпать, но дело-то в том, что он прав. И один-единственный поцелуй — был он минутной слабостью или нет — тому доказательство.

— Но если потискать одну из этих настоящих человечьих задниц… любой дин втайне об этом мечтает, верно? — Он смотрит на Сару, прямо-таки пожирает ее глазами. — Эх, парень, ты сорвал главный приз.

— Слушай, — собираю я все возмущение из своего изрядно опустевшего запаса, — между нами ничего нет. Ничего. Прости, что разрушаю твои хрустальные мечты. Можем ехать теперь?